НЕ ОТ ОСЕННИХ дождей и ветров было холодно в солдатских сердцах. Леденил души каждый уступаемый врагу шаг родной земли. В двадцатых числах октября 1941 года в Алабино соединились остатки двух разбитых наших дивизий: 248-й и 144-й. Обе пришли со Смоленских направлений. Вскоре ночью был получен приказ: ввиду того, что немцы прорвали оборону под Рузой, срочно перебросить войска под Локотню и остановить противника.

  В эту же ночь двинулись на Локотню. На Василии Чукаеве, комиссаре разведывательного батальона 248-й дивизии, ярко белела в темноте шейная повязка. На Смоленщине четырежды ходил в штыковую атаку и в последний из прорывов получил глубокое ранение в шею. Рядом с ним широко шагал командир этого же батальона, тоже москвич, Александр Лукьянов. Оборону Локотни удалось занять еще до рассвета. Под куполом церкви установили пулемет. Немцам пришлось наступать из-под горы, и церковь, стоявшая на возвышенности, оказалась очень удобной пулеметной точкой. Много врагов полегло под Локотней. Однако напор гитлеровских войск усиливался - была оставлена Локотня, потом село Каринское, потом - Покровское. За каждую пядь земли сражались и проливали наши солдаты кровь. От полка осталось меньше сотни бойцов. После сдачи Покровского в расположение батальона Лукьянова приехали комиссар полка Калиниченко и командир дивизии Пронин.

   _ Чукаев, Лукьянов, собирайте людей и занимайте оборону Сергиева, - отдал приказ Пронин. - Продержитесь четыре дня - представлю к орденам.

   - Да разве мы за ордена воюем, товарищ генерал! - сказал Чукаев.

   - Воюют, конечно, не за ордена, - ответил командир дивизии, - но от орденов, если они заслужены, не отказываются.

  - Ну, ребята, кто смерти не боится? - полушутя-полусерьезно обратился к бойцам Чукаев, когда уехали командиры. Он всегда говорил эти слова в острых ситуациях. - Кто не боится, идем идем драться за русскую деревню Сергиево.

   И они продержались ровно четыре дня. В последний день немецкие солдаты уже почти окружили их, но, спасибо "катюшам" - выручили, и тринадцать уцелевших из восьмидесяти бойцов выскользнули из тисков смерти. Отходили перебежками. Уже за Сергиевым на поле прямо под ноги бежавшим рядом Чукаеву и Лукьянову плюхнулся 150-миллиметровый снаряд, они даже перепрыгнули его вгорячах, как камень на пути. И только потом с ужасом обернулись на этот чудом не разорвавшийся снаряд.

  - Ну, Сашка, значит будем жить, - выдохнул Василий, стирая со лба мгновенно выступившую испарину.

   Отошли с бойцами в поле за деревню Иваньево. В течении двух дней дважды выбивали из Иваньево немцев и снова уступали им деревню. Силы противника были еще крепки. Уверенный в себе, враг свирепствовал. Все части и батальоны, сражавшиеся под Звенигородом, облетела страшная весть: в Ершове фашисты взорвали церковь с запертыми в ней пулеметчиками и мирными жителями. Целую неделю стоял стон над скорбным местом. Земля погребла около 300 человек. Это известие разжигало сердца ненавистью.

   Последним рубежом отступления батальона Лукьянова и Чукаева стала деревня Ягунино. Как ни усердствовал враг, а пробиться к Ягунину так и не удалось. Батальон сдержал натиск, а потом получил приказ перебазироваться в Дютьково: немцы заняли Кораллово и нависла угроза прорыва их войск через Дютьково к Саввино-Сторожевскому монастырю и дальше - на Звенигород.

   Дютьково представляло собой в те дни необычное зрелище. Жизнь деревни полностью перетекла в поросшие кустарником овраги. Дютьковские жители , как ласточки на берегах рек, нарыли в оврагах норы, перетащили в эти убежища весь скраб из своих изб, скотину, птицу. В дома заходили только напечь картошки.

   Штаб прибывшего батальона расположился в доме напротив нынешнего музея Танеева, Чехова и Левитана. Вскоре подошло пополнение.

   До самого декабря батальон держал оборону Дютькова, заслоняя врагу путь к Звенигороду. Время было тяжелое: холод, напряженные бои и томительное ожидание наступления.

  5 декабря получили приказ: завтра выступаем. С вечера бойцам раздали сухой паек. На рассвете ударила артиллерия. В первый день наступления дошли почти до Старорузских хуторов. Когда проходили мимо Сергиева, Чукаев отметил, какое огромное поле "усеяно" немецкими березовыми крестами. Значит, не зря полегли его братья по оружию в четыре геройских дня сергиевской обороны.

   Через несколько дней была отбита Руза.

   Когда продвигались дальше от Рузы, Василий Чукаев встретил неожиданный след своей юности. Батальону пришлось проходить мимо пионерского лагеря под вывеской "Красный богатырь". Никогда прежде не приходилось комиссару Чукаеву бывать в этом месте, но при взгляде на надпись "Красный богатырь" у него дрогнуло сердце и лихорадочно, как мотор машины, закрутила-заработала память, стремительно унося его из военной яви в далекие и счастливые дни...

   Пионерский лагерь, к которому они сейчас подошли, принадлежал его родному заводу в Москве "Красный богатырь". Он пришел на этот завод семнадцатилетним парнем и принялся за работу горячо и молодо. Его конвейер вызвался первым на трудовое соперничество. Василий вышел в отличники производства и в 1930 году получил удивительную награду - путевку в месячное путешествие по Европе на пароходе. Это была быль, граничившая со сказкой. Мальчишка из многодетной семьи, бывший детдомовец, певец по вагонам, он увидел Киль, Помпею, Стамбул. В Гамбурге русских рабочих приветствовали тельмановцы. В Неаполе советский пароход встречал Максим Горький. Ему пели песни "Ах ты, степь...", "Меж высоких хлебов", и Горький слушал и плакал. Десять лет минуло после путешествия, и вот как неожиданно все напомнолось о войне...

   В январе батальон Лукьянова и Чукаева помогал освобождать Дорохово и Бородино. В начале февраля вышли к Уваровке на Ржевско-Вяземское направление. Здесь, в 120-150 километрах от Москвы, сходились крупные вражеские коммуникации, узлы дорог, распологались склады боеприпасов, продовольствия, горючего. Гитлер бросил на этот участок новые крупные силы, надеясь остановить советское наступление и весной начать новый штурм Москвы. Поэтому бои здесь разыгрались жестокие.

   Кровавая битва развернулась на просторе у сожженной смоленской деревни Васильки. Место это назвали потом "долиной смерти". В тех боях завершилась и фронтовая биография батальонного комиссара Василия Чукаева: ему оторвало стопу ноги. Получил ранение в голову и в руку комбат Александр Лукьянов.

   Около года провел в госпиталях комиссар Василий Чукаев. Вылечился, работал. После войны снова был призван в армию. Через много лет ушел на пенсию.

   Сейчас бывший боевой комиссар Василий Степанович Чукаев живет в Москве. Недовно защитнику Звенигорода исполнилось 70 лет. Среди поздравлений пришла открытка от фронтового товарища Александра Семеновича Лукьянова.

   "Дорогой друг, - писал бывший комбат, - мы прожили с тобой неплохую жизнь. И среди множес тва тостов на твоем юбилее пусть прозвучит и такой: за честно прожитые годы!".

   Л.Андреева ("Новые рубежи"
от 10 января 1981 года).

Война у Звенигорода 1941 год.

Победа

От июня и до мая,
Годы, месяцы войны,
Шли войска в Берлин шагая,
Гнали немца, от Москвы.

И в окопах, и в землянках,
И в бою, в госпиталях,
Жили только одной целью,
Мирно жить, в родных краях.

Сеять на полях пшеницу,
И выращивать овёс,
А Россиюшки землицу,
Враг захочешь не возьмёшь.

Каждый век на Русь, Европа,
Поднимает острый меч.
Всё не учится Европа,
Попу надобно беречь.

Алексей Гулин
05.17